Отец четырех детей и ... радио Ровно сто лет назад английский журнал "The Electrican" иронизировал по поводу попыток двадцатилетнего итальянца Маркони приписать себе честь первооткрывателя нового средства связи: "Говорят, хороший адвокат может добиться утверждения парламентом даже Закона о почтовом дилижансе. Легко составить обоснованный патент на основе чужих изобретений, которые публично описаны и показаны. Только новая комбинация старых способов очень напоминает поговорку "ex nihilo nihil fit" - из ничего нельзя сделать ничего". Ранней весной 1893 года брат его императорского величества Александра III великий князь Алексей, будучи в чине генерал- адмирала, посетил Минный офицерский класс в Кронштадте. И оставшись доволен, выразил пожелание подобрать подходящую кандидатуру на выставку в Америку - в соответствии со строжайшим предписанием, чтобы "при осмотре и изучении предметов в области электротехники должно было извлечь наибольшую пользу для Морского министерства". Выбор начальства пал на преподавателя, коллежского секретаря - Александра Степановича Попова, многолетняя и полезная деятельность которого, как говорилось в рапорте начальства, служила лучшим доказательством, что "поручение будет выполнено весьма добросовестно". В марте ему исполнилось 34 года. Он еще не добился продвижения по службе - не был произведен ни в асессоры, ни в титулярные или надворные советники, не удостоился орденов - Св.Анны и Св. Станислава, не получил серебряную медаль на ленте ордена Св. Александра Невского. И не был избран директором Электротехнического института. Еще не появился знаменитый грозоотметчик, ставший, по существу, первым в мире радиоприемником; в Русском физико-химическом обществе еще не продемонстрирован опыт телеграфирования без проводов - все это только предстояло свершить. Торжественное открытие выставки состоялось 1 мая. В тот день корреспондент журнала "Нива", самого распространенного еженедельника того времени, отправил в редакцию самый пространный отчет. В нем говорилось: "Сегодня, в 10 1/2 часов утра началась церемония. На особой трибуне разместились президент Кливленд, герцог Верагуз (потомок Колумба). Тут же находились и представители дипломатических миссий. Русский посланник князь Кантакузен с секретарем Г.Боткиным и наш консул в Чикаго - г-н Таль". Попов к официальному открытию не успел. Дорога заняла около месяца, что, впрочем, по тем временам считалось вполне нормальным: путь лежал через Германию, Францию и Англию, оттуда на трансатлантическом пароходе до Нью-Йорка. В семейном архиве сохранились некоторые свидетельства, подтверждающие, что он делал кратковременные остановки в Берлине и Лондоне, более продолжительную в Париже, где с максимальной пользой для своей электротехнической работы использовал каждый час, каждую минуту - "ни одна не пропала даром". В письме, датированном им 19-м мая, читаем: "В храмах науки еще не был. Сегодня начинаю с заседания французского Физического общества" (оно первым, кстати, избрало русского изобретателя Почетным членом и всячески способствовало мировому признанию его заслуг как ученого). Письма в наследии Попова - при всей, казалось бы, их "скороговорке" и немногочисленности - представляют особую ценность. В отличии от других ученых - скажем, Фарадея, чьи записки едва вместились в семь объемистых томов - никаких личных бумаг, запечатлевших творческие, педагогические, исследовательские или инженерные начинания, нет. Его ученик, впоследствии известный ученый, А.Петровский вспоминает, что только настоятельные требования могли насильно заставить его взяться за перо. "Он впадал в крайность. Он не любил писать. Почти никогда не доводил своих работ до литературного оформления. Еще реже публиковал их. Его увлекал лишь сам процесс искания истины. На все укоры был неизменный ответ: "Как же, думаю, но руки не доходят". Это обстоятельство едва не сыграло с ним роковую роль. Когда французский инженер-предприниматель Е.Декрюте попросил подтвердить авторство на изготовление аппарата, Попов совершенно искренне отписал ему: "...Никакими печатными работами, которые могут доказать мое участие в практическом решении задачи не располагаю, кроме одной известной Вам статьи". Хорошо, что такая обезоруживающая откровенность подкупила Дюкрете, и он одним из первых в Европе стал изготовлять "поповские аппараты". Факты так называемого человеческого свойства так и остались разбросанными по крупицам в воспоминаниях друзей и коллег. По ним можно судить, каким семьянином он был; как любил рыбную ловлю и прогулки пешком; рассказывал детям перед сном о звездном небе и готов был бесконечно слушать оперу "Руслан и Людмила". В его доме царила удивительно теплая атмосфера. К празднику всегда подавались фирменные сибирские пельмени (Попов родился в селенье Турьинские рудники Пермской губернии). А Раечка Богданова, дочь петербургского адвоката, была не только любящей женой, но и верным другом. И, отлучаясь из дому, Александр Степанович отовсюду писал ей. Так, накануне открытия Русского павильона Чикагской выставки, он сообщал: "Получил приглашение. Рассчитываю писать еще... когда утомлюсь и для дела уже не гожусь". С университетских времен, когда Попов начал проводить опыты в физическом кабинете, разгороженном шкапами, - нормальной лаборатории для работы у него не было. Материально он вечно бедствовал. А если и тратил большую часть заработка на приобретение приборов, так только благодаря жене, имевшей солидную врачебную практику. Из-за нехватки средств все приходилось мастерить самому: слесарить, токарить, резать по дереву; надо - был стеклодувом. Первое реле для опытов с беспроволочным телеграфированием он тоже сделал собственноручно из старых вольтметров. Его доморощенный прибор выставлялся на Нижегородской Всероссийской промышленной и художественной выставке 1897 года и получил Почетный диплом "За изобретение нового и оригинального инструмента для исследования гроз". Вместе с тем, сколько бы ему не предлагали переехать за границу, он категорически отказывался. Его ответ стал хрестоматийным: " Я русский человек. И все свои знания, весь свой труд, свои достижения имею право отдать только Родине. Если не современники, то, быть может, потомки поймут, как счастлив я, что не за рубежом, а в России открыл новое средство связи". В своих командировках за рубеж Попов старался как можно больше узнать о новых достижениях в области связи, а потому неоднократные упоминания в письмах о намерении посетить лабораторию Эдисона вполне понятны. Американский изобретатель завоевал всемирное признание. Его имя стало неотделимо от телеграфии и телефонии. Привлекала его и идея передачи сигналов на расстояние. Предлагался своеобразный вариант связи на море, где, с его точки зрения, достаточно было достигнуть высоты 100 футов (около 30 метров) и, установив металлические щиты, подавать сигналы на далекие расстояния. Свой способ предложил и английский ученый В.Присс: сигнализацию через пространство посредством электромагнитных колебаний. Идея, буквально, носилась в воздухе. И материализовалась на заседании Русского физико-химического общества. Вот как об этом важном событии писал "Петербургский листок": "Прошло 10 минут полных напряженного ожидания. Все затихли. В течение одной минуты раздались четыре условленных сигнальных звонка. Аппарат был приведен в действие. И на ленте обычной телеграфной азбукой обозначилось: "Герц". Про Эдисона ходил забавный анекдот. Будто бы неизвестно, на что он больше потратил времени - на изобретательство или на судебные процессы, в которых попеременно выступал то истцом, то ответчиком. Трудно сказать, ходили ли подобные байки про Попова. Но долю "ответчика" он хлебнул в полной мере. Казалось бы, все свои опыты ученый проводил прилюдно. О них неизменно сообщала местная пресса. Информация - благодаря регулярно проходившим отечественным и Всемирным промышленным выставкам - проникала за рубеж. Об изобретениях Попова хорошо знала и русская, и мировая научная общественность. Однако, внедрять изобретения оказалось не так-то просто. Попов практической сметкой явно не отличался. Как только грозоотметчик под длинным названием "Прибор для записи электрических колебаний в атмосфере" с точки зрения изобретателя приобрел завершенную форму, тот ринулся не в Департамент торговли и промышленности Министерства финансов, ведавший патентным делом в России, а в Физическое отделение Русского физико-химического общества, чтобы узнать мнение коллег. И потом, когда выяснилось, что аппарат можно успешно применять в метеорологии, не написал об этом в печати. Лишь сообщил на собрании Русского географического общества о своих исследованиях, считая, видимо, что права изобретателя радио за ним автоматически закреплены. Как ошибся ученый! Это наглядно показала шумиха, поднятая вокруг патента Маркони. Впервые, чтобы отстоять свою честь и, естественно, авторство, Попов написал самое пространное письмо за всю свою жизнь и отправил его в редакцию "Нового времени". Смысл публикации сводился к тому, что подобно В. Франклину, он готов отказаться от любых привилегий, сулящих материальные доходы. Попов сформулировал свои главные принципы так: "Если мы охотно пользуемся преимуществами от чужих изобретений, то мы должны быть рады судьбе послужить и другим своим изобретением, и сделать это должны великодушно и бескорыстно". Так поступали ученые, которых особо чтил Попов, - Фарадей, Генри, Ленц, Якоби, Герц. Ни один из них не был владельцем патента. Наивный и заботливый, рассеянный по отношению к себе и предельно собранный во время работы - таким он и запомнился современникам. Штрихи к портрету изобретателя Тепло семейного очага У Александра Степановича было четверо детей: два сына - Степан и Александр и две дочери - Раиса и Екатерина. Семья жила в небольшом двухэтажном доме, занимая квартиру наверху. Обстановка у Поповых была более чем скромной - создавалось впечатление, будто хозяева только что въехали и еще не успели обставиться. Однако, как изменялись эти невзрачные комнаты, когда по вечерам вся семья собиралась вместе. А проблем хватало. И первая из них - постоянная нехватка денег. Большую часть испытаний Попов проводил на свои личные средства. Раиса Алексеевна, чтобы помочь мужу, оставила работу в госпитале и стала практикующим врачом и преподавателем гигиены в женской гимназии. И при всем этом еще находила время переводить для него статьи из иностранных научных журналов, помогала в переписке с зарубежными лабораториями и учеными. Любимым ритуалом в семье Поповых было украшение Новогодней елки. Игрушки и мишуру изготовляли сами, делали бенгальские свечи, Александр Степанович готовил разные "физические фокусы", а Раиса Алексеевна читала "Святочные рассказы" Диккенса. Вся семья музицировала и пела. Встреча с Маркони В конфликте "Попов - Маркони" признан приоритет русского изобретателя. Но с твердой уверенностью нельзя ответить на вопросы типа: "Не пользовался ли господин Маркони исследованиями А.С.Попова? А если пользовался, то какова степень его научной самостоятельности?" Некоторые ученые даже спустя годы уверены, что предприимчивый итальянец не избежал заимствований у нашего изобретателя. Сам же Попов во всех своих выступлениях лишь отмечал идентичность приборов Маркони 1897 года со своими аппаратами 1895 года, не касаясь вопроса о том, скопировал ли Маркони его схему или пришел к таким же результатам самостоятельно. Даже во время их личной встречи вопрос о "поразительной схожести" изобретений не обсуждался, хотя, очевидно, витал в воздухе. Встреча эта произошла на новом итальянском крейсере "Carlo Alberto". Оснащенный по последнему слову военной техники, корабль должен был свидетельствовать о мощи итальянского флота. На крейсере, помимо новейшего вооружения, была установлена станция беспроволочного телеграфа. Известный уже всему миру Маркони находился на корабле. По долгу службы одним из первых осматривал итальянский крейсер адмирал С.О.Макаров - в то время командующий Кронштадского порта. Макаров, относившийся с большим интересом к исследованиям Попова, в разговоре с Маркони сказал, что беспроволочный телеграф впервые был изобретен русским инженером, преподавателем Минного офицерского класса А.С.Поповым, и был уже успешно применен на практике. Конечно, Маркони ждал встречи с Поповым. Она произошла 4 мая 1902 года. Учтиво поприветствовав коллегу, Маркони пригласил его на крейсер. Первым делом, он, естественно, с гордостью показал ему станцию беспроволочного телеграфа. Маркони не мог не понимать, кому он ее показывает! Он надеялся на восторженные комплименты, к которым уже успел привыкнуть. Но Попов, как будто не замечая сверкающей, богато отделанной аппаратуры, задавал Маркони только деловые вопросы. Беседа была долгой: Попов очень сдержанно слушал самоуверенные высказывания молодого - двадцативосьмилетнего - итальянца, в душе, видимо, осуждая его за пристрастие к сенсационным заявлениям и манеру вскользь присваивать себе знания и изобретения других ученых. Маркони патентовал все, что формально позволяли правила - без ссылок на авторитеты. Последние дни А.С.Попов умер в канун Нового, 1906 года. Раиса Алексеевна всегда очень беспокоилась о здоровье мужа: с юности он мучился ревматизмом и головокружениями, перенес тяжелейшее воспаление легких. Старшая дочь ученого Раиса пишет: "Отец не любил лечиться, не умел думать о себе и всегда в ответ на опасения, высказанные его женой-врачом, только отмахивался: некогда, потом как-нибудь займусь своим здоровьем". 1905 год, война с Японией принесли Попову много огорчений: он очень тяжело переживал военные неудачи России. В Цусимском бою погибли многие его ученики и соратники по Кронштадским Минным классам. В сентябре А.С. Попов был избран директором Петербургского электротехнического института. Сам он не хотел этого назначения, но уважительных поводов для отказа у него не было. Новые административные обязанности мешали его научной работе. Бесконечные объяснения с градоначальником в связи с действиями полиции против студентов во время студенческих волнений, на которые был особенно богат этот революционный год, подрывали здоровье ученого. 29 декабря Попов имел очередной тяжелый разговор с градоначальником по поводу своего детища - крамольного электротехнического института. Почувствовал себя плохо, но все же поехал в институт. Возвратился домой поздно - бледный, рассеянный; слег в постель. Произошло кровоизлияние в мозг, срочно пригласили профессора. - Больной безнадежен. Надо подготовить его жену, - скажет Раисе Алексеевне профессор, приняв ее за лечащего врача. - Это я - его жена, - тихо ответит она, собрав все оставшиеся силы. 31 декабря в 5 часов вечера она мужественно позовет детей проститься с отцом. В дом, украшенный к любимому новогоднему празднику, пришло безмерное горе.